— Немного. Ну, так, мы следим друг за другом в Интернете. Она увидела мою фотографию и мой сайт для отеля и сети ресторанов.

— Значит, все идет на лад.

Идет.

Не случайно же Эмили озадачилась покупкой дорогой камеры. Гордон не очень-то поощрял ее увлечение, и она чувствовала себя ужасно, тратя деньги своих бережливых родителей. Однако дизайнеру сайтов необходимо самое лучшее оборудование. Эмили копила и докупала объективы, осветительные приборы, штатив.

— А шесть недель не долговато ли для сайта? — усомнилась Анна.

— Не очень для огромного винного погреба в Испании.

— Огромного? Я думала, небольшой магазинчик.

— Не в Испании! Виноградники за городом, в погребе хранятся бочки, созревает херес. Там рестораны, закусочные, а само здание похоже на замок. Они попросили не переделать сайт, а сделать его с нуля, с новыми фото.

— Они?

— Это семейный бизнес, хотя, думаю, им управляют два брата. Когда приезжают.

— В смысле?…

— Судя по всему, два избалованных плейбоя.

Алехандро и Себастьян Ромеро привлекательны настолько, насколько и испорчены.

— Похоже, их игровая площадка — все Средиземноморье. Вряд ли я достаточно компетентна. Это многомиллионная империя. Даже многомиллиардная. — При мысли о столь богатом клиенте Эмили распахнула глаза. — Они хотят свежего взгляда и чтобы по-новому взглянули на их бизнес.

— Девственными глазами? Ну, ты не подходишь.

Так оно и есть.

Эмили со своей тайной чувствовала себя очень одинокой. Да, оставались некоторые тайны, которые она не решалась открыть даже Анне, несмотря на то, что они близкие подруги.

— Я ничего не знаю о хересе и, честно говоря, думала, что это напиток для старух. Мама и няня всегда пили его на Рождество. — Эмили нежно улыбнулась, вспомнив детство. — А там огромная индустрия. — Хересовая? Извини. Херес!

Эмили рассмеялась, взглянула на Уиллоу и произнесла одними губами:

— Никогда не думала, что херес может быть… Сексуальным.

Теперь рассмеялась Анна. Интересно, ее веселила мысль о том, что херес может быть сексуальным, или то, что скованная подруга едва вымолвила это слово. И дело вовсе не в присутствии четырехлетнего ребенка.

— Почему?

— Не знаю.

Эмили была в курсе конкуренции среди винных погребов. Знала о танцующих женских ножках и танцовщицах фламенко. Это очаровывало. Она хотела поехать в Херес.

День выдался чудесный. Уиллоу уже лежала в пижаме и умоляла Эмили почитать сказку.

— Конечно.

— Эмили нужно позвонить многим, — напомнила Анна и добавила: — Ты можешь отказаться.

— Не хочу.

Уиллоу выбрала жизнеутверждающую книгу, советующую маленьким девочкам мечтать о большем.

— Я буду драконом, когда вырасту. — Уиллоу откинулась на подушку. — И дышать огнем.

— Ты будешь замечательным драконом, — согласилась Эмили.

— Но тогда я растоплю лед и не смогу кататься на коньках.

— Правда.

— Думаю, я стану принцессой и исследователем. А по выходным, возможно, единорогом.

— Потрясающе! — Эмили улыбалась, собираясь поведать еще одну историю, но после целого дня игр в снегу Уиллоу почти заснула.

— Ты красивая, когда улыбаешься, — сказала девочка. — Хотя улыбаешься не часто.

— Знаю. Думаю, я родилась с серьезным лицом.

Уиллоу засмеялась:

— А кем будешь ты, Эм?

— Что значит — кем буду я?

— Когда вырастешь?

«Старой девой Викторианской эпохи».

— Мне двадцать шесть, и я уже довольно взрослая.

— Но не для единорогов.

Анна возилась на кухне. Эмили, выйдя из детской, осторожно прикрыла дверь и села на ступеньки, радуясь, что у друзей может выдохнуть.

Большинство фотографий на стенах у лестницы она сделала сама. Крестины Уиллоу. Ее первый день рождения. Крошечная фотография Джейкобсов и Дугласов.

Снимок с праздника в соседней деревне. Рождественские каникулы на последнем курсе. Отец Анны — священник в приходе, мама — его верная жена.

В тот день Анна рассказала Эмили о беременности и ужасной реакции родителей. Вполне оправданно, как оказалось позже.

Эмили смотрела на отца, хрупкого, в инвалидном кресле, он улыбался на камеру, не понимая, что происходит. Мама умерла всего через месяц.

Анна вспомнила, что тогда изучала «Ричарда III». — Досадная зима.

Но бывает что-то и похуже досадной зимы. Например, почти привыкнуть к почти хорошей жизни.

В одинокой постели нет ничего хорошего. Как, впрочем, и в том, что тебе за двадцать, а жених целует тебя так, словно ты двоюродная бабушка. Эмили не волновало, что она точно не интересна Гордону, лишь жалела, что не поняла это с самого начала, пять лет назад, размышляя, что с ней не так. Черт, они могли бы стать честными друзьями, не притворяясь парой!

Ты осталась, потому что это тебя устраивало!

Нежелательная мысль всплыла сама собой. Эмили напряглась, столкнувшись с ней лицом к лицу. Обычно она сразу загоняла ее обратно, прячась от правды.

Она слыла болезненно застенчивым ребенком. Чрезмерно заботливые родители казались ей скорее благословением, чем проклятием. Не рисковать из-за страха их расстроить — чем не оправдание? Прекрасное оправдание. Хотя, если быть до конца честной, она не рисковала, потому что это пугало ее застенчивую натуру. Она все еще консервативно одевалась, сама подстригала волосы, не желая посещать салон, где на тебя постоянно кто-то смотрит.

Она проверила телефон. От сообщения Софии екнуло сердце. Та писала торопливо, мешая испанские и английские слова: «Переговоры о крупном контракте в Нью-Йорке. Лос-Херманос хотят изменить сайт. Permiso por maternidad [1] с понедельника, так что ты нужна уже завтра. Puedes? [2] София».

Завтра?!

Эмили перечитала сообщение. София досрочно уходит в декрет, значит, у нее не будет знакомых, которые смогут ввести в курс дела. Это сильно пугало.

Вопрос Софии «Puedes?» выглядел слишком прямолинейно.

Она явно не просит. Если Эмили не захочет, ей не составит труда найти кого-то другого.

Упустить и эту возможность?

Эмили хотелось приключений и путешествий.

Можно совместить.

А по окончании работы остаться в Испании еще на некоторое время. И заняться тем, чем долгое время пренебрегала.

Романтикой.

Ощутить, каково это — когда тебя страстно целуют.

Заняться сексом…

Она не знала собственного тела, но хотела узнать. Да, возможно, здесь наметится курортный роман. Эмили посидела еще некоторое время и позвонила. Не Софии. Потом, переведя дух, пошла в гостиную.

— Я только что звонила Гордону, сказала, что утром уезжаю за границу, устраиваюсь на новую работу.

— Ура! — Анна взвизгнула и бросилась вперед, желая ее обнять.

Эмили лишь пожала руку, не готовая праздновать. — Он очень расстроился, сказал, что об этом надо предупреждать заранее.

— Он тебя не предупредил, — фыркнула Анна.

— Я решилась. — Голос Эмили звучал яснее. — Сейчас позвоню Софии, скажу, что согласна.

Она вложила в голос пылкость, скрывая ужас, который испытывала:

— Сегодня вечером разберусь с рейсами. — Она прислушалась. — О, ладно. Вряд ли я буду.

Они еще немного поболтали, потом Эмили все рассказала Анне.

— София надеется встретить меня, а если не получится, встретит ее муж. Да, кстати, я остановлюсь у экономки.

— У экономки?

— Надеюсь! Все так быстро.

— Чем больше думаешь, тем дальше от цели.

— Верно. Слушай, Анна, я никогда не хотела выходить на лед и не только из-за родителей.

— Знаю.

— И мне нечего надеть.

В случае Эмили это извечная проблема. Ее гардероб составляли эластичные брюки и однотонные топы приглушенных серых и черных расцветок. Она постоянно носила одно и то же. В скучных практичных брюках удобно сидеть на корточках, как того требуют фотосессии.