— Так и есть.

— Я нашла горничную, а она ждала, чтобы я убралась, ей надо было готовить квартиру для нового гостя. А потом мне сказали, что ты в Нью-Йорке и избегаешь меня.

— Кто сказал?

— Не скажу.

— Ты должна.

— Мариана. Я была в «Таберне», она подсела ко мне и рассказала несколько простых истин.

— Ты имеешь в виду истин для нее.

— Возможно. Она указала, насколько нелепо то, как я щенком таскаюсь за тобой повсюду. А тебе нужен кто-то сильный, и ты не в силах хранить верность. — Неправда, я всегда был верен тебе. Да, не способен на долгие отношения. Во всяком случае, я так думал. Я еще в декабре сказал Мариане, что все кончено. С тех пор все забеспокоились. Я точно знал, что это не самый удачный брак, и прятал тебя не ради счастья Марианы, просто пытался скрыть, каким счастливым сделала меня ты. Увидев нас вместе, Кармен, видимо, поняла, что это нечто иное.

— Каким образом?

— Я всегда был жалким ублюдком, но никого из себя не корчил, не выставлял напоказ, хотя Кармен думает именно так.

Эмили улыбнулась и представила, как все пошло наперекосяк.

— Должно быть, она сразу же позвонила Себастьяну, — размышлял Алехандро. — Поэтому я внезапно понадобился в Нью-Йорке. Это никак не связано с отношениями с отцом. Нас просто хотели разлучить. — Почему? Что им с этого?

— Ничего. Себастьян думал, что через несколько дней я, по своему обыкновению, забуду о тебе. Иначе ты бы поселилась в нашем отеле в Севилье. Но он не учел, что я мог бы поехать в Англию.

— Я не могла себе позволить провести ночь в том отеле, не говоря уже о том, чтобы остаться там и переждать.

— Я бы попросил твой номер у Софии. Словом, ему бы не удалось нас разлучить.

Алехандро говорил очень уверенно, почти так же, как она, когда требовала аудиенции у Себастьяна.

Осложнить ситуацию мог бы ее секрет. Их отношения еще слишком хрупкие и нестабильные для таких новостей. Но его губы накрыли ее губы, и Эмили погрузилась в поцелуй, позволив себе заглушить боль последних нескольких часов.

Они еще пока были в одежде. Эмили набралась смелости и расстегнула ширинку. Отчаянный и такой желанный секс. Алехандро застонал, нуждаясь в этом не меньше, чем она. Входя, он сводил ее с ума, и только это имело смысл. Эмили закрыла глаза, позволяя себе получать удовольствие от того, что Алехандро занимается с ней любовью. Прежде чем открыться ему.

— Алехандро!

Она слишком быстро испытала оргазм и закрыла глаза, когда закончил он.

У обоих перехватило дыхание.

Воссоединившиеся.

Насытившиеся.

Никогда еще они не были так близки.

Она отвела глаза, не зная, как он отреагирует, узнав новости, желая продлить этот момент.

Он поцеловал ее, медленно встал, привел себя в порядок. Эмили наблюдала, как он подошел к проигрывателю и выбрал пластинку, которую ему подарила. Она не хотела романтики перед тем, как сказать ему что-то важное.

Но именно благодаря Алехандро все встало с ног на голову.

— Выйдешь за меня?

— Выйти за тебя?

— Да, выйдешь за меня? Да, знаю, ты строишь карьеру, но я клянусь, что не буду таким, как отец, и не стану тебя останавливать. Я сказал Себастьяну, что готов уйти из компании, если он снова попытается до меня докопаться. Мы могли бы открыть собственную винную лавку с моей долей земли.

— Перестань. — Она внезапно представила их на маленькой гасиенде с виноградными лозами. Но нет, она никогда бы не стала разлучать его с семьей!

— Я не могу перестать тебя любить. Словом, чего бы это ни стоило…

— Алехандро, пожалуйста. — Она наконец решилась: — Я беременна.

Она ожидала реакции. Он молчал.

— Я принимаю таблетки, но, видимо, перепутала или была недостаточно осторожна.

— Т-ш-ш. Ты была не одна.

— Ты не хочешь детей, я знаю.

— Более того, никогда не рассматривал такую возможность. Ты поэтому вернулась, хотела обсудить со мной это?

— Да.

Она заметила искорку сомнения в его глазах, и ее вдруг осенило, что очень опытный Алехандро такой же новичок в любви и детях, как и она.

— Нет. Я думала, что мы еще не готовы расстаться. Я вернулась, потому что хотела сказать тебе в лицо, что люблю тебя. Люблю с той самой ночи, когда мы встретились. Я лгала тебе все это время.

Он слегка улыбнулся, глядя на самую застенчивую и одновременно самую храбрую женщину, которую знал. Как же тяжело ей было!

Не просто узнать, что ты беременна, а еще и встретиться с Себастьяном и Марианой.

И он не слишком подходит на роль мужа. Не подходил. Пока в Нью-Йорке не испытал острое желание вернуться домой.

— Спасибо за то, что не отказалась от нас.

Он привык к матери, которая превыше всего возносила искусство и карьеру и при первой же ссоре сердито собирала вещи; к отцу и брату, у которых работа на первом месте.

— Все это слишком рано, понимаю.

— Может, и рано, но мне так нравится мысль о том, что у нас будет ребенок. Ромеро Джейкобс.

— Что, прости?

— Его будут звать малыш Ромеро Джейкобс.

— О! — У нее на глазах выступили слезы.

— Почему ты плачешь?

— Мой отец всегда расстраивался из-за того, что я — последняя Джейкобс.

— Вот и нет. — Алехандро провел рукой по ее животу. — Их будет много.

— Прекрати! У нас и одного-то нет пока!

Ее протесты утонули в восхитительных, самых приятных словах.

— Мы только начали.

Эпилог

Себастьян знал, что с радостью расторг бы этот брак еще до того, как его заключили, даже когда они стояли в ризнице, ожидая венчания.

— Ходят слухи… Люди говорят…

— Слухи меня не интересуют, — перебил Алехандро. — Тебя вроде тоже.

— Я твой брат. Если ты женишься из-за беременности Эмили, то знай, что…

— Прибереги речь для вечеринки.

Конечно, у брата были все основания для недоверия, в осторожности ему не откажешь.

— Неужели ты не можешь просто порадоваться за меня? Ладно, если не можешь, пусть padrina [12] будет Кармен. Между прочим, она такая же подозрительная, как и ты. Слушай, через час я женюсь на женщине, которую люблю. Если ты этого не видишь — твоя проблема, не делай ее моей. Просто попробуй натянуть улыбку на лицо.

— Ладно.

Себастьян уступал редко, и, когда все вышли из ризницы в церковь, остановил младшего брата.

— Алехандро, я хочу для тебя только хорошего.

— Именно это сегодня и произойдет.

— Тогда желаю тебе всего наилучшего.

— Спасибо.

Приехала мать. Опоздав в церковь, как, скорее всего, и планировала. Мария де Лука не в состоянии оставаться незамеченной. На ней было серебристое шелковое платье и высокая пейнета — традиционный испанский гребень с замысловатой белой вуалью.

— Dame pan у dime tonto, — пробормотал Себастьян, и Алехандро улыбнулся.

Это означало: «Дай мне хлеба и называй дураком», но на самом деле: «Мне все равно, что ты думаешь, пока я получаю, что хочу».

Эти слова идеально характеризовали мать. Мария никогда не краснела, не испытывала неловкости. Скользнув по проходу, она поцеловала напряженную Кармен, очень нежно — отца и заняла место рядом с ним.

Отцу сделали операцию в ту самую ночь, когда Алехандро и Эмили пришли к нему в палату, чтобы сообщить о помолвке.

— Мы знаем, как Марии нравится затмевать невест, — Алехандро поцеловал Эмили в макушку, — но думаю, сейчас она этого не сделает.

Хосе хмурился. Совсем не то он планировал для среднего ребенка, равно как и для будущего бизнеса, и не скрывал этого от сына.

Вошла Мария.

— Оставь их в покое. Я никогда не видела сына таким счастливым.

— Тебя просто не было рядом, — заметил Алехандро, хотя в кои-то веки ему было приятно заручиться поддержкой матери.

— Сколько осталось до свадьбы?

— Четыре недели.